Печатается как один из материалов
— Помогите спасти дочь! —
— Принудительная психиатрич в Израиле… и для детей. Моя личная история и не только. —
Когда в конце года кота/кролика я говорил своему товарищу, что мое стоическое терпение всех, выпавших на меня бед, объясняется ожиданием «года дракона», года именно моего, черного дракона, он посмеивался, говоря:
— Это то, во что ты сам не веришь.
— Да не верю. Но верю. Во что-то же надо верить? Не верить же в справедливость израильского суда или социальных отделов? Что бы в это верить, нужно быть действительно законченным идиотом. А верить в год? Как говорит раввин, от этого хуже не будет. Будет лучше. Потому что хоть какая-то вера дает надежду, а надежда дает силы пережить и перебороть выпадающие на нас невзгоды. И это уже не раввин, это я говорю.

И вот, наконец, год дракона настал. 23 января, мы допили, недопитое с 14 января, со старого года, шампанское и сказали, что все – пусть невзгоды отступят. Наше дело правое, враг будет убит, а победа будет за нами.
Я пил шампанское, дочь апельсиновый сок, а сестра… она вообще против смертей, даже врагов, по этому тост: «пусть они все сдохнут, враги наши», не поддержала. Ну и ладно.

Через несколько дней позвонил адвокат и сообщил неожиданную новость:
— 5 февраля нужно повести дочь в суд. Сначала к социальному работнику, а потом к судье. Судья поговорит с ребенком лично, наедине. Учитывая, что решение социального отдела отдать ребенка матери, это наш последний шанс. 7 февраля – суд. Опаздывать нельзя.

— А о чем они будут спрашивать?
— Это никому не известно. Думаю, пока неизвестно даже им. Они просто будут разговаривать, и выяснять настроение и ощущения ребенка от жизни. Возможно, их какие-то конкретные вопросы заинтересуют.

Надежда на год Дракона.
Заранее предупредил в школе, что 5 числа заберу дочь раньше.
Утро 5 февраля. Собираю дочь в школу.
— Вот. — Дочь протягивает какую-то газету на иврите. – тут мой стих опубликовали.
— А о чем он?
— Ну, о том, что хороший день и он как сон, где все хорошо волшебно и девочки как феи.
— Это называется сон в руку. Берем его в суд.

Тут же сканирую, и отводя в школу, беру еще один экземпляр газеты. Газеты у директора школы.
— Мы еще один стих Юли опубликовали на сайте школы – говорит директор.
Но, мне пока не до второго стиха.

Забираю свое дите из школы, и идем с газетой в суд.

Беседы состоялись. После беседы с судьей, социальница вывела Юлю в коридор и та бросилась меня обнимать.
— Папа я тебя люблю.
Эту ее реакцию, я уже знаю. Видимо допрос был все-таки не легким и теперь она уверенна что под моей защитой ей наконец нечего боятся.
Я ее не разочаровываю, хотя что я могу против правоиздевательской системы Израиля. Но стих, газета со стихом, у дочери в руках.
— У нас есть надежда? – спрашиваю я социальницу суда.
— Тамид (всегда — иврит). – отвечает социальница улыбаясь, но я понимаю, что это совершенно ничего не значит.

Седьмого. Суд.
Мой адвокат отсутствует и на телефонные звонки не отвечает. Адвокатша Натали (в девичестве Кисельчук) требует немедленно начать заседание, поскольку мой адвокат и на суд по разводу не пришел.
Тут в мешиваюсь я и говорю, что на суде по разводу он мне просто помогал, а здесь у меня с ним договор.
Судья дает время до него дозвониться.
Мой адвокат не отвечает.
Судья просит начинать. Я говорю, что в социальном отделе, когда не смог прийти адвокат Натали (в девичестве Кисельчук), моего адвоката выставили. Предлагаю это сделать сейчас на суде – выставить адвокатшу противной стороны — Натали (в девичестве Кисельчук).
Судья не согласен.
Тогда я прошу отложить дело, поскольку

не владею в достаточной степени ивритом.
Судья и на это не согласен. Она (а это молодая симпатичная женщина), Голан Тавори, сообщает мне что это заседание по просьбе моего адвоката и перенесено быть не может.
Я занимаю адвокатское место.
Адвокатша противной стороны начинает описывать бедственное положение ребенка и то что социальный отдел рекомендует немедленно передать его матери, Натали (в девичестве Кисельчук)…
Тут врывается мой авдвокат и начинает что-то говорить судье.
Вообще, судья все время останавливает адвоката, что бы говорили помедленее и секретарша могла записывать. Тут мой адвокат говорит со скоростью, что видимо не только я, но и судья, недостаточно владеет ивритом, что бы понимать такую скоростную речь.
Через некоторое время она что-то поняла, и сделав ему замечание предложила адвокатше противной стороны продолжать.
Та рассказывает всякую фигню. В ее описании, меня вообще нужно было бы в виде исключения расстрелять, а Натали (в девичестве Кисельчук) выдать государственную премию, за то что она меня била молотком. Видимо премию ей не выдали только потому, что я остался живой, что опять же говорит о том, какой я ужасный преступник.

Судье видимо это начинает надоедать и она просит в двух словах сказать чего она просит у суда.

И тут адвокатша жены совершает обалденный промах.
Год Дракона.
— Я прошу – говорит она (я просто перевожу с иврита) – передать мишморет (право на воспитание/сторожение ребенка -иврит) моей подзащитной.

Фокус в том, что еще ни у кого нет мишморета. Передавать еще нечего. Это мелочь конечно и обратит ли кто на это внимание… Но это говорит о том, что по настоящему нужно не определять, а изменять мишморет, а для этого нужны совершенно иные обстоятельства.

Пока адвокатша пи…дела, я познакомил своего адвоката со стихом Юлии и вратце рассказал, что ее спрашивали.
Например, социальница спросила дочь:
– Чего в твоей жизни не хватает. Вот назови три главные вещи.
— Руль и педаль для компьютера, – не секунды не задумываясь, говорит мой ребенок — иметь больше времени гулять с подругами, и хочу, что бы все всегда было как в стихе.
Моя дочь, гений, я тридцать три ответа мог бы ей посоветовать – один хуже другого, но она твердо знает, чего она хочет и что кому надо отвечать.

Мой адвокат камня на камне не оставляет от нападок адвокатши, но на Натали (в девичестве Кисельчук), не нападает. Конечно, он вспоминает и стих и в конце просит….
ГОД ДРАКОНА.
…просит хитро улыбаясь, не изменять мишморета сохранив его у меня.
Молодец. Заметил.
Судья улыбнулась, тяжело вздохнула и сказала:
— Ахлата (решение — иврит):…
Потом посидела некоторое время и сказала нечто уже мне неизвестное.
— Судья пришлет решение по почте – перевел мне мой адвокат. – Сегодня вторник. Думаю в воскресенье.
Все время заседания в зале сидит мать Натали (в девичестве Кисельчук), выписанная ей из Украины специально следить за Юлей.
Легкой жизни от моей дочери она не ждет и это правильно. Кроме того, если бы встал немедленный вопрос о передачи…
Другими словами мне подготовили сюрприз. Теперь у меня есть время все рассказать дочери.
Я пришел домой
— Бабушка Лариса приехала. Хочешь завтра ее видеть.
— Да – отвечает дочь.
Конечно, она хочет видеть бабушку. Пять лет назад бабушка провела с ней месяцев девять – пока можно было продлевать визу.
На следующий день, на всякий случай звоню в комнату встреч (мирказ акешер).
— Попросите, чтобы на встречу пришла бабушка.
— Я не знаю – отвечает пкида – тут только с мамами встречаются.
— Короче, я Вам передал желание дочери. А Вы уж там, как захотите.

Бабушка на встречу пришла и вы можете послушать аудио запись встречи.
Все время встречи, Натали (в девичестве Кисельчук), пыталась сфотографировать Юлю с бабушкой. Юля не давалась и все время прогоняла Натали (в девичестве Кисельчук), называя ее «женщиной».
Это обозначение бывшей мамы, она придумала сама. Спонтанно. Но теперь употребляет его вполне сознательно.
Потом мы пошли в парк, потом мы отвели бабушку на работу к ее дочери Натали (в девичестве Кисельчук).
— Бабушка! – говорит моя дочь перед расставанием – Приходи к нам в эрев шабат (вечер пятницы). Я зажгу свечи папа прочтет молитву над вином и будем играть.
— Но я не могу без твоей мамы прийти.
— Ладно, – отвечает мой ребенок — в пятницу приходите с мамой.
Тут вмешивается мама:
— Мы не придем, потому что я повезу бабушку знакомить со своими друзьями.
— Мы не придем – подтверждает бабушка.
Дочь моя насупилась. Для нее это очередной удар. Любимая бабушка практически сказала, что для нее кто-то важнее. Я точно знаю, что бабушке это еще аукнется. Моя дочь простит все, кроме пренебрежения. И я думаю, она права.
Сегодня понедельник, тринадцатое. С ужасом жду звонка адвоката. На коне или на щите… Ну это мы еще посмотрим, конечно, кого на щит, но лучше бы и не смотреть.
Ждем.

P.S. Окончилось подедельник, тринадцатое — решения суда, нет.
Окончилось 19 февраля — решения суда, нет.

Черный день 21 февраля 2012 года. Вторник.

Добившись от судьи за 13 дней неправосудного приговора, без судебного заседания, хозяева социального отдела, без предупреждения, чтобы ни кто не мог фиксировать насилие в отношении несовершеннолетнего ребенка, арестовали мою 11 летнюю дочь.

Наше дело правое… (а далее по тексту.)
Во всем, к чему этот приговор приведет, прошу обвинять государство Израиль.